Прогресс и нравственность

Россия плотно застряла в феодализме, и яростно сопротивляется любым попыткам модернизации, будь то военная реформа, реформы образования или судебной системы. Проваливаются все попытки не только модернизации, но и получения сколько-нибудь достоверной информации о положении дел: самый последний пример — бурное негодование общественности по поводу ЕГЭ. Как и положено, в соответствие со своим предназначением во главе всех охранительных телодвижений находится интеллигенция.

Хотя традиционно во всех наших бедах принято искать происки разнообразных врагов, опыт убедительно свидетельствует об ином: все проблемы государств, как и у людей, находятся внутри. Идет ли речь о падении Рима, российской смуте начала 17 века или о распаде СССР, внешний враг только усугублял ситуацию, причиной всегда являлись, нерешенные внутренние проблемы. И проблемы эти всегда гораздо более болезненны и труднее устранимы, чем кажутся поначалу: ведь они связаны с тем, что является национальной идентификацией, с тем, чем принято гордиться. Джон Кеннеди заплатил своей жизнью за внедрение реального равноправия между белыми и чернокожими американцами. О наших особенностях можно судить по любимой мысли Никиты Михалкова, которую он излагал неоднократно. «Русский человек по закону жить не может. Почему? Да потому что скучно ему жить по закону. В законе ничего личного нет, а русский человек без личных отношений — пустоцвет».
Связь здесь очень простая. Закон вводит унификацию и предсказуемость в поведение людей. Представьте себе, что вы складывать стенку из кирпичей, каждый из которых имеет свою форму и размер. Согласитесь, что ваши возможности будут сильно ограничены. И, наоборот, из стандартных кирпичей вы сможете сложить хоть теремок, хоть готический костел или пагоду. Сегодня мы не можем подняться на следующий технологический (синергетический) уровень, не в состоянии сделать сотовый телефон.

Государства отличаются друг от друга не только по уровню жизни граждан, но и по доминирующим ценностям и представлениям о государственном устройстве. Только 13% опрошенных ВЦИОМ жителей нашей страны, посчитали важным избирательное право. Национализацию крупных предприятий для преодоления кризиса одобряют 82% россиян.

Будучи глубоко убежден в том, что проблемы всегда находятся внутри, я, используя идеи Ольги Седаковой, готов высказать предположение о глубинных причинах происходящего. Страна не может двинуться с места, потому что не происходит формирования ступенек, от которых можно оттолкнуться. Речь идет о принципиальном непринятии идеи о запретности, недопустимости отдельных действий и поступков. Это принципиальное, настойчивое неотличение зла, упорное настаивание на том, что ничего не следует относить к злу, ни за чем нельзя признать окончательно статус зла — и, соответственно, ни с чем нельзя внутренне порвать связь, ни от чего нельзя отречься как от несомненно дурного и губительного, ничто нельзя «осудить».

В нашем духе признать миллионы людей невинно осужденными, но не сделать очевидного следующего шага: признать сам факт массового осуждения невинных людей преступлением и признать преступниками людей, осуществлявших данную практику.
Дурное всегда находит у нас множество добровольных заступников. Основные аргументы хорошо известны и отработаны. «От неведения» — обсуждая очень простую вещь, собеседник вдруг переводит разговор в «философский» план — а что такое зло вообще? откуда мы знаем? "От смирения" — осуждать нельзя; все мы грешные, нам ли судить? "От необходимости" — «это (было) необходимо», «а что еще (было) делать?». От неполноты, неабсолютности данного зла — взвешивание доли «добра» и «худа» в обсуждаемом явлении. Главными словами здесь становятся два союза — «зато» и «но при этом». Да, Сталин уничтожал миллионы, зато он построил индустрию (или: но при этом он выиграл войну). От невозможности хорошего вообще. Здесь главные слова — «еще хуже» или «не лучше». Конечно, при «железном занавесе» было плохо, но теперь, во времена либеральной коррупции, еще хуже (или не лучше). Речь при всем этом идет о вещах слишком очевидных, таких как уничтожение людей без суда или присвоение того, что тебе не принадлежит.
В Перми произошло рекордное ограбление: инкассатор Александр Шурман заставил коллег отдать ему четыре мешка с 250 млн. рублей. Социологическое агентство «Свои», опросив пермяков, выяснило, что 58% пермяков не стали бы сообщать о беглом инкассаторе в органы. Посодействовали бы милиции 42%, причем 14% сделали бы это только за вознаграждение. 54% опрошенных заявили, что не сдали бы Александра Шурмана ни за какие деньги. Как пишет Комсомольская правда, после того как стало известно, что Александр Шурман во время перевозки денег похитил гигантскую сумму, тысячи людей поставили в аське статус «Беги, Шурман, беги».

Это наше качество чаще всего проходит по статье душевность — умение понять, простить и оправдать любого. Если же называть вещи своими словами — речь идет об отсутствии нравственности. Нравственность — есть внутренняя установка индивида действовать согласно своей совести и свободной воле — в отличие от морали, которая является внешним требованием к поведению индивида, наряду с законом. Именно с нравственностью связано различение добра и зла. Википедия.
Нравственный человек кажется нам бездушно-рациональным. Он не входит в положение, не делает исключений, для него нельзя — означает нельзя, добро — это добро, зло — это зло; черта между ними проведена со всей определенностью (что не значит со всей справедливостью); переходов из одной области в другую не предполагается.
А русский человек найдет способ обойти любое правило или запрет, он душевный. При встрече с непреодолимым запретом, значительное число наших соплеменников просто впадает в ярость и способно на все. Наш родной большевизм — апофеоз безнравственности, советский человек обязан был следовать исключительно линии партии, полностью отключив внутренние представления о добре и зле. Отсутствие нравственности было объявлено главной ценностью и высшим достижением.

Не научившись различать добро и зло, не отбросив негодные пути, трудно рассчитывать на достойную жизнь в третьем тысячелетии. Или где наша не пропадала?